"Мы перешли черту" 
Rammstein - самая неоднозначная немецкая рок-группа. И самая успешная. Вокалист Тилль Линдеманн рассказывает о Провокации, Родине, темных сторонах своей души - и о том, почему он впервые чувствует себя счастливым.
Playboy: Rammstein - искусство?
Тилль: У группы есть моменты, которые стали искусством, стали бессмертными. Но вообще я бы сказал так: мы делаем развлекательную музыку.
Playboy: Так и планировалось?
Тилль: Изначально мы всего лишь хотели выделиться - экстремальной лирикой и экстремальной музыкой. Нас достало, что после падения Стены все другие группы из восточной Германии начали звучать как американская фолк-рок-музыка. Они копировали все подряд: звук, стрижки, татуировки. Мы хотели дать этим подражателям хорошую оплеуху.
Playboy: Ваша провокация хорошо рассчитана?
Тилль: Что сегодня можно назвать провокацией? Во времена Восточной Германии провокационным было идти по городу с полиэтиленовым пакетом с надписью "Издательство Акселя Шпрингера". Провокация – это обычно ответные меры, с которыми приходится сталкиваться. В индустрии развлечений разговаривать о провокации не имеет смысла.
Playboy: Но вы понимаете, что кому-то такая песня, как "Mein Teil", рассказывающая о каннибале из Роттенбурга, покажется провокационной? Вы поете "Heute treff ich einen Herrn/Der hat mich zum Fressen gern/Weiche Teile und auch harte/Stehen auf der Speisekarte/Den du bist, was du isst/Und ihr wisst, was es ist/Es ist mein Teil" (Сегодня я встречу человека / Который так любит меня, что готов съесть / мягкие и твердые части тела – в меню / Потому что ты то, что ты ешь / И ты знаешь, что это / Это мой прибор).
Тилль: Но мы же то не выдумали, это случилось на самом деле. Нам лично показалось бы слишком невероятным то, что один человек может зажарить член другого человека, а затем они вместе его съедят. Группе Pet Shop Boys, сделавшей ремикс, похоже, нравится эта песня.
Playboy: Rammstein уже много лет самая успешная немецкая группа в Германии и других странах. Какие струны вы задеваете?
Тилль: Мы обнажаем эмоции. Вы не найдете некрофилию и жестокое обращение с детьми в мейнстримовских песнях. Мы об этом поем, что и ужасает людей. И в то же время притягивает.
Playboy: И больше всего их смущает то, что вы поете об этом от первого лица. Почему?
Тилль: Так доходчивей. Задается определенное направление: я - каннибал, я – растлитель детей. По-моему, было бы трусостью говорить об этом в третьем лице и перекладывать всю ответственность на него.
Playboy: Во время турне по США к вам на концерты приходил американский шок-рокер Мэрилин Мэнсон?
Тилль: Мы с ним встречались несколько раз, да. Хороший тип. Он живет жизнью рок-звезды на 200 процентов, никогда не бывает без телохранителей, он даже моясь в душе чувствует себя рок-зведой. Это и его проклятье тоже. Я бы не хотел быть на его месте. Он вынужден постоянно украшать себя серебряными побрякушками, я же после концерта снимаю свои штаны и все.
Playboy: Разговаривая с вами, люди удивляются вашему мягкому голосу, который звучит абсолютно иначе, чем тот глубокий голос на альбомах.
Тилль: Это мой нормальный баритон. Когда я пою, то очень сильно напрягаю голосовые связки снизу. Делаю это непрофессионально, без какой-либо техники.
Playboy: Глубокий голос и раскатистое "Ррррр" – вот почему Rammstein звучат так злобно?
Тилль: Возможно. Я пою инстинктивно. Это очень глубинное чувство – громко и жестко вопить что-нибудь порочное, загорающееся в глубинах души. Ты это проживаешь и излечиваешь самого себя.
мой девиз - пить, курить и морально разлагаться.